Разрешаю себя ненавидеть - Страница 78

— Так как на счет музыки?

— Linkin Park, Perfect circle, RA, Skillet…в общем-то их очень много. Я дам тебе свои диски, или посмотришь мою музыку на моем компьютере. Ну а ты?

— То же что и ты, и еще некоторые группы. Люблю старый рок — Девида Боуи, Скорпионс… не знаю, много всего.

— Я был на концерте Скорпионс, — заявил хитро мне он, и я тут же принялась расспрашивать Ирвинга об этом.

Ирвинг рассказал о многих концертах, которые ему довелось посетить, и я завидовала ему. И так же завидовала тем, кто был с ним на этих концертах. Мне и не стоило спрашивать, чтобы понимать, что у Ирвинга было море девушек. Тонны. Океаны. Килограммы и тому подобное. Их было бесчисленное количество — и я себе просто представляла этот контингент его прошлого, которое было скрыто от меня. Возможно, там были сотни, с которыми мне приходилось соревноваться.

— Твоя бабушка, я о ней ничего не знаю, — спросила я, когда тема концертов сама по себе пропала.

— Она прабабушка, — тепло улыбнулся Ирвинг, целуя меня в висок. — Она бабушка моей мамы, ей уже 90, а то и больше лет, она нам не рассказывает сколько, и Майя ее любимица. Ей она оставляет все, а мне машину прадедушки и его лодку. За это, как она говорит, я должен ей ноги целовать. Веселая старушенция. Хорошо что хоть котов не любит. Иногда я думаю о том, что буду делать, когда она умрет. На этот случай она уже начал отдавать распоряжения — заказала в агентстве гроб… и тому подобное. Она говорит, что для меня это будет слишком, организовывать еще одни похороны так скоро. А собралась она в мир иной этим лето, или на следующее….

То как Ирвинг говорил об этом, заставляло меня трястись от перенапряжения. Он улыбался, но голос его ставал все более холодным, отчужденным и пустым — таким, каким он был, как только приехал сюда к нам. Я поняла, что разговор о бабушке коснулся той темы. Которая его убивала, снедала изнутри. Смерть родителей, все еще было чем-то ужасным, о чем он не был готов говорить.

Ирвинг так надолго замолчал, что мне казалось, я уже начинаю засыпать в его объятьях. Но вот руки Ирвинга прошлись по моей руке, согнутой в локти, и лежащей на его груди, а потом проскользнули к груди, и я тут же проснулась. Поддалась всем телом к нему, желая быть лишь его, и подавить своей любовью его боль, его страхи. Было холодно, но тело Ирвинга оказалось настолько горячим, что я даже забыла о холодное и море. Я растворилась, и мне так хотелось снова чувствовать его в себе, и ощущать то, что мы действительно вместе.

Так продолжалось неделю, и после такой практики, в некоторые вечера он рассказывать почти охотно, иногда же не хотел говорить и я не настаивала. И все же я не была полностью удовлетворена тем, что было. Я знала, и понимала, что мы даже близко не подошли к причинам, по каким Ирвинг не хотел раньше быть со мной. А тем более я не знала тех причин, по которым он меня ненавидел. Я точно теперь понимала, что та ненависть не было лишь непонятной неприязнью, которая может возникнуть к незнакомому человеку. Все было как-то связано — причины, ненависть и его родители. Но Ирвинг пока что об этом молчал.

Я слышала в голосе Ирвинга, когда он рассказывал о родителях некоторый упор. Но в другие дни, он вдруг начал говорить о том хорошем, что было в них, и я поняла, что он скучает по ним не меньше, чем Майя. Я лишь теперь начала представлять и принимать тот факт, что вовсе не думала о них, забыла начисто, а все потому что Ирвинг никогда не говорил о родителях. Ну почему я не додумалась, что Ирвинг мог страдать. И эта пустота, что была раньше, не могла образоваться просто так. Наверное, умом я это понимала, только не принимала. Я весь год думала лишь о том, как он злит меня, что причинял мне — какую боль, и никогда не задумывалась по-настоящему о нем самом.

— Отец любил спорт, мама мыльные оперы, — мы сидели вечером на улице, я устроилась на качели во дворе, Ирвинг прислонился к ее сооружению, и вовсе не смотрел на меня. — Помню, мы часто с отцом подтрунивали над ней или Майей, когда они плакали во время просмотра сериалов. Это так не вязалось с ее холодной головой ученого! И они никогда не пропускала важные события для нас с Майей… почти никогда. Иногда бывало и такое. Но не смотря на то, что и мы с сестрой были вовлечены в их вечные поиски и гранты, они как могли, старались сделать нам счастливую жизнь.

— Ты скучаешь за ними, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказала я. И Ирвинг нехотя кивнул. На его мнение он должен был быть мужчиной и держать все в себе, но я не хотела, чтобы он продолжал таить эту боль. Ему нужно было выговориться, я жадно вслушивалась в его слова. Жаждала этого.

— Какими они были? — переспросила я, чтобы подстегнуть его. Даже мне иногда не хватало выдержки и терпения с ним. Я так много хотела узнать. А он выдавал информацию мизерными порциями.

— Совершенно не похожими на твоих родителей, — с грустной улыбкой заявил он. — Мама, так любила паков, что когда я увлекся комиксами о Спайдермене, всю комнату обставила мне в стиле этого комикса. А отец… он был немного заносчив и чеславен, и очень напоседал на нас в учебе, но никогда не диктовал, кем мы должны стать.

Я тоже улыбнулась. Слова Ирвинга о том, что его отец был заносчивым, напомнили мне его самого. А страсть Майи ко всяким ползучим, просто убивает мою маму. Смотря на детей, я могла теперь наделить безжизненные фотографии их родителей, чертами характера, особенными отличительными способностями. Чем-то, что было когда-то у живых. Я могла понять, кем были они, что бы знать, чего мне ждать от Ирвинга. Он хорошо учился, но то, что его родители были докторами химии и биологии, на нем никак не сказалось. Зато точные науки, стали явно его коньком. Теперь я смело обращалась к нему, чтобы физика шла легче. С ней у меня всегда было туго.